Василёк и почтовое яблоко

Шеваров Дмитрий — Василёк и почтовое яблоко

Рубрика: Мои любимые

Эта маленькая повесть Дмитрия Шеварова замечательна. Она продолжает и развивает заветнейшую тему этого писателя: тему детства, поэзии детства, и его человечности. А у героя этой автобиографической повести человечность проявляется очень рано. При этом в книге совсем нет нытья и в ней, не покладая рук, работает светлый юмор. И еще – проза Шеварова очень живописна! Большое яблоко, подобранное в заснеженной траве и пахнущее Ледовитым Океаном – лишь одна из находок, – из поразительных ребяческих озарений, наполняющих книгу поэзией. И, к слову сказать, маленький герой дарит это глобальное яблоко – неприкаянному, совсем неприкаянному человеку!

Новелла Матвеева

(Главы из повести)

Почтовое яблоко

Пока дедушка собирается, я скатываюсь по перилам с нашего второго этажа, вылетаю во двор. Солнце сверкает на заиндевевшей траве. Упавшие листья обзавелись белой морозной опушью и лежат торжественно, как ордена.

Напротив наших окон, за штакетником – маленький сад с единственной яблоней. Я вспомнил, как в конце лета на ней созрело всего лишь одно яблоко. Всем двором ходили вокруг него и сторожили, чтобы никто раньше времени не сорвал. В конце августа ветка с яблоком опустилась, и мы, дети, уже могли дотянуться до него. И вот тогда, в один из вечеров, взрослые после недолгих прений решили, что яблоко пора сорвать.

Моей бабушке доверили поделить яблоко поровну, мы торжественно всей гурьбой отнесли его в дом, и бабушка поделила его столовым ножиком на пять долек: Мишке, Маринке, Ире, Илонке и мне. Терпко-холодная, кисловатая долька.

И вот сейчас в траве я увидел огромное яблоко, чуть присыпанное снегом. Откуда оно взялось? Я поднял его – тугое, зелёное, налитое ночным морозом. Понюхал: пахнет Ледовитым океаном.

В карман пальто яблоко не лезет; я вернулся в подъезд, открыл деревянную дверцу нашего почтового ящика и положил туда яблоко. «Посиди-ка тут…» – сказал я и захлопнул дверцу.

Иван Баобабыч

Дедушка вышел во двор, огляделся и мечтательно продекламировал: «Нам тихий свой привет шлёт осень мирная!..»

– Привет-привет! – заторопил я его и потянул за руку. Дедушкина рука была тёплая, большая, моя спряталась в ней.

«Скорей, скорей!» – торопил я. Мы шли привычной дорогой, но привычного ничего не было. Старая улица наша будто раздвинулась. У колонки билась в ослепительные вёдра ледяная вода, и брызги летели как салют.

Мы пошли дворами, где все сараи были усыпаны листьями, на скамейках и заборах грелись сонные коты и кошки. В одном доме женщина, завязанная серым платком, мыла окно, из открытых створок шёл пар.

Бодро прошагав несколько переулков и один пустырь, мы увидели Ивана Баобабыча. Так в Вёдрышках зовут самый старый дуб.

Он такой неохватный, что и десять таких мальчиков, как я, его бы не охватили. Возможно, его охватили бы десять дедушек.

Верхушки Ивана Баобабыча я никогда не видел, она высоко в небе, там, где летают самолёты, и я удивляюсь: отчего на дуб не повесят красный фонарик, чтобы воздушные лайнеры не столкнулись с дубом?

Дедушка говорит, что большие самолёты, вроде ИЛ-62 или ТУ-144, в наш город не летают. Летают только кукурузники, АН-2, а они местные. Наши лётчики про Ивана Баобабыча с детства прекрасно знают и облетают его за три версты.

Мы принялись собирать жёлуди. Дедушка быстро устал и сел на корень, как на скамейку, а я не мог остановиться. У меня были полные карманы, и когда я наклонялся, желуди сыпались обратно на землю. Тогда я стал таскать желуди к дедушке и набивать глубокие карманы его пальто и сумку-«бобра». В одном месте я собрал все-все жёлуди и даже полюбовался: как чисто получилось.

Поддубный Василёк

Обходя вокруг дуба, я вдруг увидел что-то похожее на картофельный мешок в кепке. Но это был не мешок, а человек, который сидел, прислонившись спиной к дубу, и грелся на солнце, натянув на глаза кепку.

Я зашуршал листьями, облезлая кепка чуть приподнялась, и я увидел кирпичное лицо, заросшее щетиной. Потом обнаружились голубые глаза – будто на кирпиче два василька расцвели.

Не то, чтобы я испугался, но от неожиданности попятился и, запнувшись, упал. Можно было подумать, что свалился большой жёлудь. Но дедушка так не подумал; он бросился ко мне на помощь.

Тем временем поддубный человек тоже поднялся, отряхивая свои мешковатые штаны и заношенный ватник. Глаза-васильки спрятались в щёлки и погасли. «Вот, разморило на остатнем пригреве…» – виновато сказал поддубный дяденька.

Он опасно уставился на дедушку, на его пальто с карманами, округлившимися от желудей.

Я вспомнил, что давно, до революции, жил такой богатырь по фамилии Поддубный. Он выступал в цирке и, наверное, был добрым. А этот поддубный – кто его знает?

– Пойдём домой, – тихонько шепнул я дедушке.

– Люди добрые, погодите чуток! – окликнул нас поддубный. – Я вас узнал!

Я прижался к дедушке, прицеливаясь укусить поддубного, если он вздумает драться.

Поддубный посмотрел на меня, как смотрят на маленькую, но всё-таки довольно опасную собаку, и отошёл чуть в сторону.

Дедушка твёрдо сказал:
– Не имею чести быть с вами знакомым.

– Сорок седьмой год, станция Крыжополь, – напомнил поддубный.

Дедушка задумался:
– Хм… Крыжополь… Это где было разбойное нападение на кассира?

– Кассир! – усмехнулся поддубный, обнаружив зияющую нехватку передних зубов. – Не на кассира, на тебя там было разбойное нападение! Тяжелый ты был парень, еле доволок до фельдшерицы. Вот, говорю, выкинули парня с поезда, расшибся. А ты уж вроде и не дышишь. Ну, сейчас вижу, что слава богу живой…

Ничего себе, подумал я, вот это приключения, а дедушка ничего мне о них не рассказывал.

– Васильков?.. – спросил дедушка растерянно.

– Миру – мир! – обрадовался поддубный. – Василёк я, как был Василёк, так и остался.

Дедушка вдруг обнял поддубного Василька. Тот стал хлопать дедушку по спине, будто хотел выбить пыль из дедушкиного пальто. Так они стояли под Иваном Баобабычем и радостно поколачивали друг друга, а я стоял под ними и думал о том, как хорошо, что поддубный оказался Васильком.

– Ты иди, ещё пособирай, – попросил меня дедушка.

Жёлуди мне надоели, их некуда было уже пихать, и я решил устроить салют из листьев. Я подкидывал их, они кувыркались надо мной, янтарно светясь.

Потом мы вместе пошли к дому. Дедушка помахивал сумкой, а Василёк мял кепку и шуршал ботинками по листьям. Я заметил, что один ботинок у него просит каши, как сказала бы бабушка.

Мы подошли к нашей калитке.

«Ты молодец, Николай, что свинью держишь…» – вздохнул Василёк.

– Какую свинью? – удивился дедушка.

– Ну, а жёлуди-то для чего набрали?

– Так то Димка играется.

– А я чего-то про свинью подумал…

– Ты, Васильков, не стесняйся, пойдём к нам. С женой познакомлю…

Василёк испуганно замотал головой. «Вот тут, на лавочке, ещё причалю, а к тебе – ни-ни…»

Они сели на лавке у ворот.

Я почувствовал, что Василёк не такой, как другие. Он среди взрослых – ну как неприкаянный. Мне захотелось что-то подарить человеку, которого час назад я боялся, а сейчас почему-то всё больше любил. Вспомнилось яблоко, оставленное в почтовом ящике.

Я побежал в подъезд, открыл ящик. Там лежали газеты и письмо, за ними спряталось яблоко. Я схватил его и вернулся к калитке.

На лавке сидел один дедушка.

– А где дядя Василёк? – спросил я и тут сам увидел, что Васильков понуро уходит по опавшей тополиной листве. Я оглянулся на дедушку. В его глазах я прочитал: «Ну, что ж ты стоишь, беги…»

Я догнал Василька и протянул ему яблоко.

– Это мне?.. – спросил он и его глаза снова стали васильковыми, как там, у дуба.

Мне захотелось придать своему простенькому подарку хоть какую-то важность и я сказал: «Это не простое яблоко…»

– Вижу-вижу, что золотое, – улыбнулся Василёк.

– Не золотое, а почтовое, – поправил я.

– А-а, вон оно как. Ай да мичуринцы…

Василёк взял у меня яблоко, понюхал мечтательно: «Э-эх, брат, к этому бы яблоку, да еще бы зубы…» Потом порылся в карманах ватника, снял свою кепку, пахнущую табаком, пробежал пальцами вдоль замусоленной подкладки.

– А, вот он… Дай-ка, Митька, твою мужественную руку.

Василёк вложил мне в ладонь что-то маленькое, металлическое, с острыми крайчиками и тут же зажал это что-то в моем кулаке. Я подумал, что Василёк подарил мне солдатскую звёздочку.

– Ну, миру – мир? – сказал Василёк своё любимое присловье.

– Миру – мир! – бодро отрапортовал я и побежал к дедушке. Оглянувшись, я увидел, что понурая спина Василька скрылась из виду.

– Дядя Василёк ещё придет к нам? – спросил я.

Дед вздохнул и пожал плечами.

– А кто он?

– Очень хороший человек.

– А у нас в школе, когда Сашка Мурашкин сказал, что хочет быть хорошим человеком, над ним смеялись. Хороший человек, говорят, не профессия.

– Я тоже раньше думал, что не профессия. А теперь думаю, что это самая важная профессия. Вот посуди сам: если бы не Васильков, я бы не сидел сейчас с тобой…

Мы ещё немного помолчали.

Я и не заметил, как погода испортилась. Солнце спряталось, стало промозгло и сыро. Мы зашли во двор. Снег во дворе почти стаял. Серые вороны грузно сидели на почернелых ветках тополя, как рыбаки над лунками.

В сумеречном парадном я открыл ладонь: там лежал медный крестик. Старый, может быть, даже старинный. Посредине виднелась небольшая вмятинка, а на кончиках креста запеклись капельки зелёной эмали.

Дома я положил крестик в железную коробочку из-под монпансье, там у меня хранятся секретные вещи: гильза от пистолетного патрона, свинцовый шарик, пачка пистонов.

Если бы Василёк подарил мне звёздочку, я бы всем её показывал. А крестик не хочется никому показывать. Почему? Сам не знаю. Об этом мне что-то сейчас не думается, а думается лишь о том, какой удивительный был сегодня день, хоть и не праздник.