Три ведра

Нечипоренко Юрий — Три ведра

Матери – Марии Васильевне Мухиной

Детство у меня было таким классным, что почти всё, что случилось потом, смотрится как жалкая пародия на него. По насыщенности играми и делами взрослая жизнь уступает детской. В детстве не было денег, не было работы – но это всё дело наживное. Зато в детстве были отец и мать. В нашей семье царил отец, а вот воспоминание о матери вызывает у меня смешанные чувства: вины и смеха. В мальчишеских играх не было места матери. Конечно, без её завтраков, обедов и ужинов я не мог бы жить – но это было так обыденно, так незаметно… Как можно вспомнить завтрак? Каша, яблоко, бутерброд. Обед уже занимает больше места: борщ, вареники и компот. Ужин – жареная картошка. Вот тут бы и сказать:
– Мама, как вкусно!

Но нежности не были приняты в нашей семье.

Мы не целовали маму перед сном и не говорили в порыве чувств:
– Я тебя люблю…

Сказал ли я ей эти слова хотя бы раз?

Жизнь была так переполнена важными делами, что в ней не оставалось места обычным: забежал домой на минутку, перекусил – и опять туда, где друзья, игры и страсти. На девяносто процентов я состоял из маминых забот, но не замечал их – как не замечаем мы, что состоим на 90% из воды, и совсем не видим воздуха, которым дышим.

Мы с мамой жили рядом, но словно в разных мирах. Эти миры соприкоснулись на моей памяти лишь раз, и случилась история, которая оказалась интересней всех приключений и затей – игры в футбол, стрельбы из самопала и запусков ракет.

Однако всё по порядку.

Мама порой затевала странные проекты. Время она обычно проводила у плиты и на диване – за чтением книг, – помню, плакала над «Тарасом Бульбой». Но иногда вдруг вскакивала с дивана, полная энергии и готовая к подвигам.

Её манила деловая активность, мама была полна, как бы сейчас сказали, самых смелых бизнес-планов. Она любила приговаривать: «Жили бедно – хватит!»

Но бизнес её обычно ограничивался мечтами – и смехом. Она делилась с ближними своими планами, а те поднимали её на смех. Маме явно не повезло: ни муж, ни дети её проекты всерьёз не принимали. Я, хотя и был младшим в семье, тоже посмеивался над мамой. И напрасно, потому что главное для прожектёра – уверенность в себе, и критика ближних способна уничтожить ростки самых гениальных начинаний.

И всё же однажды мама смогла увлечь меня своим планом. Речь шла о полёте на самолёте! Мне отводилась роль помощника: она покупала поутру на нашем базаре три ведра вишен, мы садились на самолёт – и через полчаса уже оказывались в областном центре, где эти же вишни можно было продать с немалой выгодой. Перспектива полетать на самолёте показалась мне столь заманчивой, что я решил поддержать маму наперекор всем сомнениям.

Мы отправились в шесть утра на базар, приобрели там за шесть рублей вишни – и, помогая друг другу, перекладывая вёдра из руки в руку, дотащились до аэродрома. На голом поле стоял вагончик, развевался сачок на ветру, и ночевала пара зелёных «кукурузников» – так звали самолёты той марки, которая прославилась ещё со времён войны умением скрываться в зарослях кукурузы.

Мы забрались в брюхо самолётика, поставили под ноги вёдра и после короткого разбега с ужасным тарахтеньем взмыли в воздух. Не поднимались мы выше облаков, но и от той высоты в пару сотен метров, на которой проходил полёт, дух захватило. Зелёная земля висела под нами, округлившись по краям и покачиваясь из стороны в сторону, как огромная ёлочная игрушка – шар на ниточке. Или мыльный пузырь на трубочке. Мы пролетали над вздутиями и пазухами этого раскрашенного шара – и помню, на одном холме увидели огромный портрет какого-то дядьки, частью выложенный из камня, частью высаженный кустами – так что нос и лоб его белели мелом, а затылок кучерявился, как настоящий.

Шар на ниточке поворачивался, покачиваясь, под нами бежали поля и луга до тех пор, пока мы не увидели на горизонте дома и трубы большого города. Надо сказать, что всё это время вёдра наши дрожали, бились друг о друга, вишни подскакивали и норовили высыпаться, так что приходилось придерживать их руками и прикрывать носовыми платками… Наконец, мы пошли на посадку, сделали круг – и очутились на бетонном поле настоящего аэродрома, где стоял десяток зелёных «кукурузников» и пяток серебристых самолётов. Со свистом в ушах и вёдрами вишен в трясущихся руках мы ступили на землю.

Конец нашего бизнес-проекта был бесславным: оказалось, что здесь на Центральном рынке вишни идут в ту же цену, что и на нашем базаре.

Сейчас мне кажется, что это был самый удачный мамин проект, самое лучшее предприятие: и пусть вишни не принесли тогда выгоды – деньги, вложенные в этот проект, обратились в чувства. Нас с мамой связало дело, в котором соприкоснулись на миг миры родителей и детей. Но понимать это я стал только сейчас, повзрослев. Когда я вспоминаю эту историю, меня охватывает желание оказаться в детстве, найти там маму – и сказать ей то, чего никогда не говорил, что не было принято говорить у нас в семье, но что подразумевалось – как воздух вокруг нас:
– Спасибо, мама. Я тебя люблю.

Теперь я могу сказать это только во сне, – и поднимаясь вверх, как на «кукурузнике», я опять вижу под собою землю, которая покачивается и закругляется по краям…

Я оставляю внизу всё нажитое: дом, работу, зарплату.

Рядом со мной мама, мы обмениваемся взглядами.

Мы летим на самолёте, мы полны радужных планов.

На двоих у нас три ведра вишен.

Они скачут, как живые, мы придерживаем их руками.

Жили бедно – хватит!