Саки (Гектор Хью Мунро, 1870-1914) — Рассказчик

Меленевская Эвелина — Саки (Гектор Хью Мунро, 1870-1914) — Рассказчик

Рубрика: Перевод

Рассказчик

Стояла жара, в вагоне было душно, а до следующей остановки в Темплкомбе оставался ещё час. В купе находились две девочки, одна другой меньше, и маленький мальчик. Их тётка сидела на угловом месте у окна, а другий угол, напротив, занимал холостяк, никак к этой компании не принадлежащий. Тётка и дети вели разговор в той незатейливо-назойливой манере, к которой, не позволяя себя забыть, прибегает приставучая домашняя муха. Большинство реплик тётки начиналось с «нельзя», почти все речи детей – с «почему». Холостяк безмолствовал.

– Нельзя, Сирил, нельзя! – вскричала тётка, когда мальчик принялся лупить по диванной подушке, при каждом ударе вызывая облако пыли. – Лучше посмотри-ка в окошко!

Ребёнок неохотно переместился к окну.

– Почему этих овечек ведут с поля? – спросил он.

– Полагаю, их ведут на другое поле, где больше травы, – вяло рассудила тётка.

– Но здесь тоже много травы, – возразил мальчик, – одна только трава и растет. Тётя, здесь много травы!

– Возможно, на том поле трава лучше.

– Почему лучше? – мигом прозвучал неизбежный вопрос.

– Посмотри, какие коровки! – воскликнула тётка. Коровы тут паслись почти на каждом поле вдоль хода поезда, но она произнесла это так, словно увидела несусветную редкость.

– Почему трава на другом поле лучше? – стоял на своём Сирил.

Хмурая морщинка на лбу холостяка очертилась резче. Жестокий, бесчувственный человек, решила про себя тётка, не в силах прийти к удовлетворительному решению по поводу качества травы на другом поле.

Младшая из девочек внесла некоторое разнообразие, принявшись декламировать «По дороге в Мандолей». Помнила она только первую строчку, но неглубокие свои познания использовала с наивозможным усердием, повторяясь снова и снова, монотонно, но голоском решительным и ясным. Холостяк подумал, что она поспорила с кем-то, что сумеет произнести эту строчку вслух две тысячи раз без перерыва, и тот, с кем она спорила, наверняка проиграл.

– Подите, я расскажу вам историю, – произнесла тётка после того, как холостяк дважды посмотрел на неё и один раз на сонетку вызова проводника.

Дети равнодушно переместились в тёткин конец купе. Было видно, что репутация её как рассказчицы оставляет желать лучшего.

Тихим, уверенным голосом, часто прерываемым громкими, нетерпеливыми вопросами слушателей, завела она удушающе тоскливый рассказ о примерной девочке, всеми любимой по причине её высоких моральных свойств. На этого ангела напал бешеный бык, и она бы погибла, не кинься ей на выручку сразу несколько человек, обожающих её за редкую добродетель.

– А будь она плохая, они что, не стали бы её спасать? – спросила старшая девочка. Именно этот вопрос хотелось задать и холостяку.

– Ну, стали бы, – с запинкой признала тётка, – но не думаю, что так охотно.

– В жизни не слышала ничего глупее! – с глубоким убеждением сказала старшая девочка.

– Я и слушать-то сразу не стал, такая это чушь, – сказал Сирил.

Младшая от комментариев воздержалась, давно уж вернувшись к бормотанию всё той же излюбленной строки.

– Сдаётся мне, ваши истории не пользуются успехом, – произнес вдруг из своего угла холостяк.

Тётка вскинулась от неожиданности атаки.

– Это не так-то просто, придумать что-то, понятное детям и интересное им! – сухо сказала она.

– Не могу с вами согласиться, – сказал холостяк.

– Хотите попробовать? – вскинула брови тётка.

– Расскажите нам что-нибудь, – потребовала вдруг старшая из её подопечных.

– Жила-была девочка, – начал холостяк, – по имени Берта, и была эта Берта самая распримерная девочка на свете.

Вспыхнувший было на лицах детей интерес стал тут же гаснуть; все истории томительно похожи одна на другую, кто бы их не рассказывал.

– Она всегда слушалась, всегда говорила правду, была опрятна, ела молочный пудинг так, будто это тартинки с джемом, училась на отлично и никогда не грубила.

– Она была хорошенькая? – спросила старшая.

– Ну, не такая хорошенькая, как ты, – ответил холостяк, – но зато ужасно примерная.

Дети оживились. «Ужасно примерная» – новизна словоосочетания говорила сама за себя. В нём слышался отзвук подлинной жизни, начисто отсутствующий в тех повествованиях из жизни детей, которые сочиняла им тётка.

– Она была такая примерная, – продолжил холостяк, – что получила несколько медалей за своё поведение и носила их на груди. Одна медаль была за послушание, вторая за пунктуальность, а третья за опрятность. Медали были большие, металлические, когда девочка двигалась, они позвякивали одна о другую. У других детей в городе ни у кого не было столько медалей, поэтому все знали, что вот идёт чрезвычайно примерная девочка.

– Ужасно примерная, – процитировал Сирил.

– Все только и говорили о том, какая она хорошая, так что не мог не услышать об этом и принц, который правил этой страной, и тогда он сказал, что раз она такая примерная, то ей позволяется раз в неделю гулять в его загородном парке. Парк был очень красивый, и детей туда никогда не пускали, так что Берте была оказана большая честь.

– А были в том парке овечки? – спросил Сирил.

– Нет, – сказал холостяк, – овечек там не было.

– Почему не было овечек? – прозвучал более чем предсказуемый вопрос.

Тётка позволила себе улыбку, которую почти что можно было назвать довольной усмешкой.

– Овечек в парке не было потому, – сказал холостяк, – что матушка принца однажды видела сон, согласно которому выходило, что либо её сына убьёт овца, либо ему на голову упадут часы. По этой причине в парке принца не было овец, а в его дворце – настенных часов.

Тётка с трудом подавила вздох восхищения.

– А что принца убило, овца или часы? – спросил Сирил.

– Он все ещё жив, так что нельзя сказать, сбудется ли сон, – беспечно ответил холостяк, – но, как бы то ни было, овец в парке не водилось, зато там в изобилии бегали маленькие свинки.

– Какого они были цвета?

– Черные с белыми мордочками, белые с черными пятнышками, серые с белыми хвостиками, а некоторые белые сплошняком.

Рассказчик приостановился, чтобы зрелище парковых сокровищ запечатлелось в воображении слушателей, а затем продолжил.

– Берта с огорчением увидела, что в парке совсем нет цветов. Она со слезами на глазах обещала своим тетушкам, что не сорвет ни единого цветочка, и собиралась сдержать своё обещание, так что, конечно, ей было обидно, что в парке нет цветов, которые можно было бы сорвать.

– А почему не было цветов?

– Потому что свинки их все съели, – с готовностью объяснил холостяк. – Садовники доложили принцу, что нельзя держать в парке свиней и цветы одновременно, и принц предпочел свинок, а не цветы.

Дети с полным одобрением отнеслись к решению принца; сколько людей выбрало бы иначе!

– В парке было полным-полно удивительного. Пруды, в которых плавали золотые, синие и зелёные рыбки, на ветвях деревьев сидели красивые попугаи, которые по первому требованию очень умно высказывались, а певчие птицы охотно высвистывали самые модные песенки сезона. Берта гуляла туда-сюда, наслаждалась и думала про себя: «Не была бы я такая необыкновенно примерная, не попала бы я в этот прекрасный парк!» – и три её медали позвякивали одна о другую, что в свою очередь помогало ей не забыть, до чего ж она замечательная. Тут-то, в надежде поймать себе на ужин какую-нибудь свинку, и пробрался в парк огромнейший волк.

– Какого цвета он был? – немедля поинтересовались дети.

– Весь с головы до хвоста серо-бурый, с чёрным языком и светлыми глазами, которыми он злобно сверкал. Он тут же приметил Берту: фартучек у неё был белый-белый, как его не увидеть. Берта тоже заметила крадущегося к ней волка и горько пожалела, что ей позволили прийти в парк. Она пустилась бежать изо всех сил, а волк мчался за ней большими прыжками. Ей удалось добежать до миртовых зарослей, и она притаилась в ветвях самого густого и раскидистого куста. Волк принялся там расхаживать, принюхиваясь, с огромным, чёрным, вываленным изо рта языком, а его светло-серые глаза жутко горели. Вне себя от страха, Берта подумала: «Вот не будь я такая примерная, сидела бы сейчас дома и горя не знала!» Однако мирт пахнет так сильно, что волк не мог унюхать, где прячется Берта, а заросли были так густы, что он мог бродить там сколько угодно и никого не найти, поэтому он подумал, что, пожалуй, лучше пойдёт и поймает себе какую-нибудь свинку. Но тут он оказался совсем рядом с Бертой, и она, в двух шагах от себя слыша его сопение, прямо-таки затряслась от страха, да так сильно, что медаль за послушание звякнула о медаль за пунктуальность. Волк уже было ушёл, но при звоне медалей остановился, прислушиваясь. Металл звякнул снова, и совсем близко. Яростно и победно сверкнув глазами, он кинулся в кусты, вытащил Берту из укрытия и съел её всю до последнего кусочка. Только от неё и осталось, что туфельки, клочок платья и три медали за примерное поведение.

– А свинок он не тронул?

– Нет, свинки все убежали.

– Началась история плохо, – сказала младшая девочка, – а кончилась преотлично!

– В жизни не слышала ничего лучше! – с глубоким убеждением сказала старшая.

– Это единственная интересная история, которую я вообще когда-либо слышал, – рассудил Сирил.

Тётка с ними во мнениях не сошлась.

– История, в высшей степени неподобающая маленьким детям! Вы свели на нет годы продуманного обучения!

– В любом случае, – сказал холостяк, собирая свой багаж перед тем, как покинуть вагон, – мне удалось сделать так, что они целых десять минут сидели спокойно, – а вам это отнюдь не по силам.

«Бедняжка! – подумал он, шагая по платформе в Темплкомбе. – Ближайшие полгода эти дети будут принародно осаждать её просьбами рассказать им какую-нибудь крайне неподобающую историю!»