Мы завтра должны заболеть

Гиневский Александр — Мы завтра должны заболеть

Художник: Чекмарева Анна

Как же мы забыли про него?..

Вчера встречаем его маму Полину Андреевну.

– Не скучаете? – спрашивает.

– А чего нам? – говорю.

– А он скучает. Всё спрашивает: как там Вовка? Как Боря с Вадиком?

– Про нас спрашивает?! – удивился Борька.

– Про кого же ещё?.. – Полина Андреевна вздохнула, покачала головой. – Завтра воскресенье, – говорит, – вы отпроситесь у своих. Если разрешат, я вас свезу навестить его. У него не заразная болезнь, так и скажите дома. А уж он-то обрадуется…

– А мы что? Не обрадуемся, что ли? – сказал Борька. – Ещё, может, больше!

Мама, как услышала про Тольку, про больницу, сказала:
– Какие разговоры! Обязательно надо поехать! Стыд-то какой, что ты сам об этом не догадался! Ведь это же Толька! Ведь это же твой… – и тут она стала так меня распекать, так чихвостить.

Оказывается, я вот какой человек: живу себе страшно плохой и даже не догадываюсь об этом. И правда! Толька в больнице, а я живу припеваючи: по утрам пью молоко с оладушками, а по вечерам чай с бубликами. И когда я это понял, я и сам начал ругать себя.

– Вот, вот… – приговаривала мама. – Так его, так… Авось поймёт, что нельзя быть чёрствой коркой…

Мама завернула мне в пакет два большущих оранжевых апельсина.

Такой пакет называется передача. Для больных. Чтобы они поскорее поправлялись.

И вот мы едем в больницу.

Столько народу в трамвае, и никто не знает, что я везу Тольке два большущих апельсина. А что в передаче у Борьки – даже я не знаю. Спрашиваю у него, а он говорит: «секрет». Друг называется. Навалился я на него, стал отбирать передачу, чтобы рассмотреть. Тут моя передача хлопнулась в проход. Хорошо, никто не наступил.

– Сейчас же прекратите! – прикрикнула Полина Андреевна. – Нашли время баловаться!

Наконец приехали.

Полина Андреевна подвела нас к стульям возле лестницы.

– Сидеть смирно, ждать меня и никуда не отлучаться, – строго погрозила она пальцем.

Мы с Борькой очень смирно посидели, подождали, а потом стали ходить по белым квадратикам на полу. Ходить было трудно, потому что квадратики маленькие и вся нога на них не помещалась. Из-за этого Борька чуть не уронил бородатого доктора. Он сбегал с лестницы и налетел на Борьку. И хоть очень ловко поймал свои очки, всё равно рассердился:
– Кто такие?! – закричал. – Если больные, то почему шастаете под ногами? Если здоровые, то как здесь оказались и что делаете?!

Стоим молчим. Совсем забыли, как мы здесь оказались и что делаем. Но тут подошла Полина Андреевна, выручила нас.

– Вот взяла вас на свою голову, – сказала потом огорчённо.

– А где же Толик? – спросил Борька убитым голосом.

– Да, где он? Мы же к нему с передачами приехали.

– Пойдёмте. Они сейчас выйдут на прогулку в сад…

Мы вышли во двор больницы. Встали у чёрной железной решётки с прутьями.

В садике были кусты, скамейки и ни одного больного.

Мы с Борькой стали думать, как быстрее всего перелезть через такой забор без всякой лестницы.

– Вовка!.. Борька!.. – слышим вдруг.

Смотрим: бежит к забору какой-то мальчишка. В синей куртке. И штаны такие же. Только длинные и висят, как мешок. Мальчишка всё спотыкался, чуть не падал. Остановится, запрыгает на одной ноге к отлетевшему тапку. И всё ему никак сразу ногой в него не попасть. Торопится, а сам кричит:
– Вовка!.. Борька!.. – и руками машет.

А мы стоим. Потом опомнились, кинулись на забор, потому что там, за ним, бежал наш Толька.

– Вы что – с ума сошли?!. – прикрикнула Полина Андреевна.

Тут он подбежал. Схватился за прутья решётки. Стоит, смотрит то на меня, то на Борьку. И дышит. Тяжело так. Будто сто километров бежал.

– Привет, Толян, – спокойно сказал Борька. – Вот и мы. Приехали к тебе.

– Мне мама сказала, а я не поверил…

– А я тебя сначала не узнал, а потом узнал, – говорю. – Мы с Борькой к тебе хотели. Через забор…

– Ну что ты человеку голову заборами забиваешь, – проворчал Борька. Он даже плечом меня толкнул. – Толян, вот тебе что от меня, – и Борька стал разворачивать свою передачу. – Вот. Держи.

Он протянул Тольке большого красного петуха из пластилина.

– Сам слепил. Для тебя, – сказал.

– Здорово-то как! – обрадовался Толька и осторожно взял в руки петуха. – Я его на тумбочку поставлю. Он будет меня по утрам будить. Понарошку. У него вон и клюв-то открыт, будто сейчас начнёт будить.

– Ты только смотри, чтобы он у тебя там в больнице не растаял. Понял? – хмуро сказал Борька.

– Знаю! Не учи, – Толька всё не мог глаз отвести от петуха.

– И вот что ещё тебе, – говорю и протягиваю ему два большущих оранжевых апельсина – Смотри какие!

– Тю-у, апельсины… – недовольно сморщился Толян. – Да я их уже видеть не могу!

«Вот. Притащил… Кому они нужны – эти апельсины?» – подумал я. – Вот Борька – молодец! Такого петуха!.. И сам слепил.»

Я посмотрел на свои апельсины. Они были такие красивые.

– Толян, – говорю, – ты положи их на тумбочку рядом с петухом и они у тебя будут светиться. Как солнышки. Ты только посмотри, какие они…

– Как солнышки? – переспросил Толька. Подумал немного, на меня посмотрел. – Ладно. Давай сюда солнышки. Будут лежать у меня на тумбочке как боевые гранаты.

– Ну? Как леченье? – спросил Борька.

– Как… Процедуры всякие…

– А больно?

– От процедур не больно. От уколов…

– А ты скажи, чтобы процедуры делали, а уколы – нет.

– Говорил.

– А они?

– Говорят, и то надо и это. Ещё двадцать три укола надо.

Я вдруг подумал про Тольку: «Ох, и достаётся ему. Ведь весь, наверно, истыкан уколами…»

– Толик, – говорю, – ты прости, что я тогда тебя с лестницы спихнул… Помнишь?

– Да ты что, Вовка?! Ты погоди, выздоровею и тебя спихну. Ещё как полетишь у меня!

Но тут и Борька говорит:
– А помнишь, Толян, мы с Вовкой тебя отлупили? Ты наш шалаш разломал… Ты уж прости нас, ладно?

– Да что вы тут разнылись! – рассердился Толька. – Вот как дам сейчас обоим! Вы лучше про Вадьку расскажите.

– А что про Вадьку?.. На скрипке теперь учится…

– Ну-у?! – удивился Толька.

– Уже семь нот знает, – говорю. – Остальные потом выучит. У него ведь, сам знаешь, память какая.

– Он нам давал на своей скрипке поскрипеть. И тебе бы дал, он всем даёт. А у нас здорово получалось, Вадька говорит: «Вам тоже учиться надо». А мы не хотим. Верно, Вовка?

– Не хотим.

Из-за кустов вышла врачиха в белом халате. Она посмотрела в нашу сторону, крикнула:
– Терентьев, на инъекцию!

Толька вдруг побледнел. Опустил голову и ещё крепче вцепился в решётку руками.

И так мне стало вдруг жаль его. Из-за этой странной чужой синей куртки. Из-за процедур. Из-за уколов. Из-за этого железного забора…

– Терентьев, слышишь?..

– Надо идти, – сказал Толька совсем грустным голосом.

– Толька! – говорю. – Ты продержись до завтра. Завтра я заболею, меня к тебе привезут, и тогда пусть нам обоим делают…

– А я?! – сердито сказал Борька. – Нам всем вместе будут, он хмуро посмотрел на меня. Стукнул кулаком по решётке. – Решено: мы завтра должны заболеть…