Ни суббота, ни воскресенье

Хуснутдинова Роза — Ни суббота, ни воскресенье

Илюше Хр.

Мама лежала на диване и читала французскую книжку, а Илюша Андреевич, он же Ямочкин, Смехунчик, Мудрейкин, Умейкин, Фараон Тутанхамон и Крепкий Орешек стоял возле окна в спальне и завывал.

– У-у! – завывал он. – У-у!

– Если нет ветра на улице, приходится делать ветер дома!

Но мама не ответила, она читала французскую книжку.

– В такую безветренную погоду никакие гости не дойдут до нашего дома, – сказал Крепкий Орешек, – потому что если бы был ветер, он бы подгонял их в спину и довёл до нашего дома, или наоборот, мешал идти, и тогда бы они прибавили шагу и дошли сами, назло ветру, а так, без ветра, они просто не могут сдвинуться с места…

Но мама в ответ только перевернула страницу.

– Какая интересная кошка стоит внизу! – сказал Крепкий Орешек, стоя у окна. – Все кошки обычно прыгают вниз, с четвёртого этажа, а эта, наоборот, хочет запрыгнуть снизу сюда, на четвёртый этаж, придётся открыть ей окошко.

И Орешек слегка приоткрыл окошко.

– Да, – покачал он головой, – эта кошка не хочет лезть в это окошко, она влезла в другое, в большой комнате, – и он направился в комнату рядом.

– У этой кошки один глаз жёлтый, один зелёный, – сказал он из соседней комнаты, – с одного бока она толстая, с другого – худая, на первый взгляд – она серая, но если приглядеться – то наполовину белая… Мама, смотри, теперь шесть кошек гуляют по нашей квартире, одна – с зелёными глазами, вторая – с жёлтыми, одна – худая, одна – толстая, одна серая, вторая белая… Их целых шесть, а у нас даже нет молока, чем же мне угостить их?

– Угости их чёрным кофе! – донеслось с дивана.

Крепкий Орешек сварил большой чайник чёрного кофе, разлил их в красивые синие пиалки, кажется, узбекские, усадил всех кошек на диван в кухне, покрытый синим плюшевым ковром, и начал пир.

Но если бы Крепкий Орешек знал, какой коварный напиток чёрный кофе!

Если люди после двух чашечек кофе начинают громко разговаривать и перебивать друг друга, то эти шесть кошек, выпив чайник кофе, вдруг сразу без всякого предупреждения запели, как ансамбль Димы Покровского… Они пели так громко и самозабвенно и про траву зеленую, и про царя веселого, что Крепкий Орешек не выдержал и сам запел… Но чтобы совсем походить на Диму, он приклеил себе чёрные усы.

После получасового концерта весь ансамбль, приплясывая и притоптывая, удалился под диван, и голоса смолкли, и когда Орешек, нагнувшись, заглянул под диван, он увидел там только пыльный папин тапок, лежавший здесь с прошлого года.

– Как самочувствие? – спросил Орешек у Прошлогоднего Тапка. – Не хотите ли со мной поговорить?

Но Тапок молчал, как будто совсем не умел говорить.

И тогда Орешек пошел в спальню – поговорить с мамой о французской литературе.

Но мамы в спальне на диване не было.

Орешек отправился на кухню.

Мама была здесь, стояла и курила, обволакиваясь дымом, как мехом. Глаза её сверкали из дыма, как огоньки далёкого селения, когда идёшь по горной тропе ночью, или как звёзды в разрывах грозовых туч…

Но когда дым рассеялся, мамы под ним не оказалось. Как будто она рассеялась вместе с дымом, улетела как дым. Орешек бросился к телефону, позвонил соседке.

– Тётечка Сонечка, моя мама у вас? Вы говорили, что дым из нашей кухни попадает к вам, может, дым у вас и моя мама у вас?

– Нет у меня твоей мамы, – сказала тетя Соня. – Дым есть, а мамы нет.

Крепкий Орешек позвонил папе, на студию.

– Папа! – закричал он. – Мама стояла на кухне и курила, и дым вокруг неё был, как шуба, а теперь дыма нет, и шубы нет, и мамы тоже нет! Может, она улетела вместе с дымом и теперь летит где-нибудь далеко, её не догнать?

Папа помолчал несколько секунд, потом прокашлялся и сказал: «Если ты помнишь, мое рабочее окно выходит на Каляевскую улицу. Так вот, сейчас прямо перед моим окном зависло облако, довольно прозрачное, довольно голубое… Может, это твоя мама? Если это так, я попрошу её сейчас же вернуться, и через пятнадцать минут она будет дома. Но меня беспокоит другое! Пожалуйста, ограничивай себя в пространстве!»

– Я ограничиваю, – сказал тихо Орешек.

– Нет! – возразил папа. – Не ты ли сегодня рисовал пирата прямо на стене в спальне?

– Я рисовал его на белом листе бумаги, висящем на стене, – с достоинством ответил Орешек.

– Но левое плечо пирата почему-то оказалось не на бумаге, а на обоях, – заметил папа.

На это нечего было ответить, и Орешек промолчал.

– Подумай, пожалуйста, об этом, – сказал папа. – Кто знает, где тебе придется рисовать в будущем? Может, ты окажешься когда-нибудь на Луне, и у тебя будет с собой лишь маленький листок бумаги, и тебе придется рисовать на нём – чтобы познакомить жителей Луны с жизнью Земли! Как ты это сделаешь, если не умеешь экономно располагаться в пространстве?

Папа помолчал.

– Когда мама вернется, передай ей, пожалуйста, что я просил бы её пожарить на ужин картошку, чтобы съесть её с соленым огурчиком, а также приготовить бифштекс с кровью, – сказал он.

– Хорошо, – кивнул Крепкий Орешек и пошёл в следующую комнату, затем в ванную.

Мама вышла из ванной, глаза у неё были красные.

– Ты плакала? – спросил Орешек.

– Если бы ты знал французскую литературу! – сказала мама.

И отправилась на кухню жарить картошку и бифштекс, потому что она и сама знала, что любит папа на ужин.